По Вашему мнению, насколько, в принципе, судьба ребенка зависит от родителей?
К.Д.: Зависит, и довольно сильно. Я как раз сегодня наткнулась на высказывание юнгианского аналитика Ольги Кондратовой, что род – это нить основы (жизни), а индивидуальная судьба – то, как мы оплетаем эту линию рода. Мне очень понравилась эта метафора. Мы, конечно, связаны со своим родом очень сильно, вне зависимости от того, осознаем ли мы это или нет. По опыту своей работы с приемными детьми, которые и не догадываются о том, что они неродные, могу сказать, что в их бессознательном все-таки живет информация об их реальных предках, о роде, и это очень важная часть их личности. Некоторые исследователи вообще говорят, что примерно 10% поведения человека определяется воспитанием, еще 10% – индивидуальными усилиями, а все остальное предопределено. Хочется надеяться, что это не совсем так, но действительно многое заложено генетически. Многое зависит от уровней энергии, иммунитета. Допустим, можно быть очень амбициозным человеком, но иметь при этом слабое здоровье, тогда непонятно, что вообще удастся воплотить в жизнь.
Один известный и очень успешный российский ресторатор в интервью нашему журналу рассказал о том, что родился в самой обычной семье, в детстве был ничем не примечательным подростком, учился плохо, но потом пошел в армию и вернулся оттуда совсем другим человеком – накачанным, сильным и работоспособным. Армию он выделил как поворотный период, который во многом сформировал его личность. Получается, что жизненные обстоятельства иногда могут сыграть судьбоносную роль.
К.Д.: Возможно, в армии была какая-то угроза его жизни, которая включила программу выживания любой ценой. На таком драйве можно ехать очень долго. Часто бывает, что к возможностям людей, которые побывали в экстремальных условиях как будто подключаются какие-то дополнительные энергетические модули.
Означает ли это, что детей с не самой хорошей генетикой полезно искусственно помещать в экстремальные условия?
К.Д.: Это очень популярная идея, особенно среди мужчин, которым трудно справляться, например, с проблемными детьми или с детьми с ограниченными возможностями. Я, наверное, могу понять, когда уже взрослые сформированные мужчины чувствуют потребность подстегнуть себя опасностью и таким образом инициировать свою мужественность. Попутного ветра им в карму, как говорится. Неизвестно, правда, как это на них повлияет, выживут – хорошо. Это их жизнь, им решать, что с ней делать. Но я резко против, когда такие эксперименты ставят над детьми, оправдывая это фантазией, что только так можно вырастить «настоящего мужика». Ребенок в этом случае не учится преодолевать себя. Его фактически насильно заставляют прыгать через препятствия, а это не ведет к росту. Это нужно подчеркнуть – никакое насилие не ведет к росту. Все тренировки через боль не работают, если в них нет внутренней мотивации самого ребенка.
Тогда какие гуманные и работающие методы можно предложить, чтобы замотивировать ребенка, пока еще не поздно и можно на что-то повлиять?
К.Д.: Понимаете, обычно мотивация кажется недостаточной амбициозным родителям, у которых ребенок гораздо менее заряжен на достижения. Тут нужно подходить индивидуально. Господин ресторатор, о котором вы упомянули, сам хотел чего-то добиться, к тому же уже в довольном зрелом возрасте, ему было как минимум двадцать. До этого, очевидно, его никто особо не трогал, ему позволяли развиваться в его собственном темпе, воспринимая его как нормального мальчика. В этом и есть основная заслуга его родителей – им хватило мудрости и уравновешенности не тащить его насильно, а принять его заурядность и учебу на «тройки».
Я время от времени рассказываю о том, что в современном обществе изменились представления о норме. Средний, подчеркиваю, совершенно нормальный мальчик лет до шестнадцати балбес, потом – просто одна большая проблема, и только годам к двадцати трем он начинает, условно говоря, «возвращать инвестиции», то есть демонстрировать родителям какую-то отдачу. У нас же сегодня даже от пятилетних этого ждут. У меня в терапии есть дети пяти-шести лет с депрессией нарциссического толка, разряда «мама, я неудачник».
Да Вы что, в пять лет?!
К.Д.: Да. Когда малыш в отчаянии уже орет и топает ногами, пытаясь защитить свое внутреннее пространство, свое право играть и просто жить, но это ему не помогает. Потому что его родители смотрят все эти программы в медиа и говорят: «А вот сын Плющенко…», и понеслась.
То есть основная задача родителей просто оберегать ребенка, любить его и ждать, когда он сам раскроется?
К.Д.: Нужно создавать среду для развития. Я вижу большую разницу между детьми, которыми занимаются, и теми, кого дрессируют. Благополучные и благоразумные родители включают ребенка в свою жизнь. Не изобретают что-то специальное для него, а просто вводят его в круг своих интересов. Это дает, наверное, самый хороший результат.
Приведите пример.
К.Д.: Родители любят походы, и дети ходят на природу с рюкзаками. Сначала с родителями, потом, когда подрастут, самостоятельно. Или родители играют в хоккей, ребенок тоже на коньках и с клюшкой. Тут главное, чтобы родители получали удовольствие от этих занятий, а не заставляли детей реализовывать свои несбывшиеся мечты, как некоторые мамы, которые «посвятили жизнь ребенку», уволились с работы, чтобы возить сына на тренировку. Такие истории – не редкость.
Мне, например, повезло: моя старшая дочь тоже стала психологом, работает с детьми с особенностями развития. Сын преподает физику и математику, тоже много общих тем. Мы можем провести вместе вечер, обсуждая нашу работу. Я могу помогать детям в учебе, если это требуется, но для этого интересы должны совпадать. Очень часто детей просто используют как реализаторов своих несбывшихся идей. Например, семья отправляет десятилетнего ребенка одного учиться в Европу, чтобы потом хвостом за ним всем перебраться. Представляете, забросили, как разведчика в стан врага. Делают из ребенка мостик в заграничную лучшую жизнь. Нельзя использовать ребенка в своих целях.
Отразится ли как-то на мироощущении детей и подростков ситуация с коронавирусом и самоизоляцией?
К.Д.: Обязательно. И мы ждем этого, но пока не знаем, как именно это может отразиться. Мы собираем материалы и ничего не можем утверждать однозначно, потому что человечество столкнулось с подобным впервые. Многие мои коллеги по всему миру сейчас занимаются исследованиями. В начале карантина, что после первого месяца самоизоляции у меня было очень много обратной связи от родителей. Родители малышей говорили, что дети успокоились, у них исчезли симптомы, из-за которых пришлось обратиться за психологической помощью, у них улучшился сон. В этих семьях, как правило, был очень сильный страх разлуки. Такое случается, когда, например, не вовремя или неправильно, без адаптации, детей отдали в детский сад, или по другим причинам, смерти или тяжелой болезни близких. И вот во время пандемии в таких семьях стало гораздо лучше.
То есть дети остались дома рядышком при родителях и сразу успокоились?
К.Д.: У них исчезла эта бешеная гонка каждое утро, которая страшно изматывает детей. Например, людям, которые переехали за город, чтобы у ребенка был свежий воздух, каждый божий день в семь утра вынуждены были выезжать в Москву по пробкам, чтобы быть в школе. Плюс обратная дорог, которая часто занимает часы. В чем тогда смысл этого счастливого загородного проживания?
Другие семьи, и их очень много, оказались заперты в квартирах, без возможности уединиться, отдохнуть, даже как-то перенаправить агрессию на внешние объекты. Ясно, что возросло количество насилия, в том числе в адрес детей. Это очень тяжело, с этим мы еще долго будем разбираться.
Я не знаю, осознают ли люди, какие будут последствия. Мы фактически оказались в заключении, без помощи, в тревоге и ужасе от бессилия. Ситуация на самом деле трагическая, иногда кажется, что третья мировая война, которую мы ждали, случилась. Люди потеряли источники доходов, кто-то рискует потерять жилье, кто-то потерял близких. Мы все сейчас переживаем страх смерти.
Как Вы думаете, в ближайшее время нам стоит ждать подъема мистических настроений, фатализма, нового так называемого взлета выученной беспомощности, мол, мы же говорили, от нас ничего не зависит, вот нам жизнь и показала, что так и есть?
К.Д.: Я думаю, что у всех нас активируются привычные защиты. Кто-то реагирует агрессивно, у других возникают панические идеи замуроваться и не выходить, почти все переживает очень сильную тревогу. Поднялся уровень алкоголизма, люди даже перестали это скрывать: с утра выпил и можно жить.
Видимо, потому что вроде как разрешение прилетело от мира?
К.Д.: Да. И это, конечно, очень плохо. Вы говорите о беспомощности, но тут немного другое. Это про ощущение, что никто не позаботиться о тебе, кроме тебя самого. Исторически так сложилось, что у нашего населения нет опыта достаточной заботы. Многие знают введенный доктором Винникоттом термин «достаточно хорошая мать», с ним же связана идея достаточной заботы. Это когда нет гиперопеки, но к твоим проблемам относятся с интересом и пониманием. Ты делаешь, что можешь, а если не справляешься, тебе подставляют плечо, помогают, оказывают поддержку. У наших сограждан в основном такого опыта нет. Отсюда и все эти проблемы.
Тогда как мне стать вот такой «достаточно хорошей матерью» для сына, чтобы выйти из этой ситуации с наименьшими потерями?
К.Д.: Первое, с чего мы начинаем, – это исследование. Наблюдаем за собой. Что происходит конкретно, где болит, что беспокоит, что ты чувствуешь. Чтобы найти лекарство, мы должны поставить диагноз, а для этого нужно сначала изучить себя, приучиться к вниманию к себе, к своим проявлениям. Все сейчас решают те проблемы, с которыми столкнулись, как могут, как умеют. Семьи, в которых пять детей, а родители лишились работы, вынуждены решать проблему физического выживания. Люди, которые заперты в своих квартирах и пашут на удаленке по 12-14 часов в день за меньшие деньги, чтобы удержаться в компаниях, испытывают сильный стресс, тревогу, нехватку ресурсов. Пенсионеры, которые страдают от одиночества, лишены возможности как-то заботиться о себе, практически, объявлены инвалидами. Каждый сам по себе, среда стала очень разнородной, среди людей нет единства. Но будущее наступит в любом случае. Сейчас все тенденции получают развитие. Дружные семьи с налаженной жизнью переживают это как грозу, но все равно живут нормально. Семьи, где отношения были на грани, разваливаются, где-то доходят до края, распускают руки. Те, у кого только родился малыш, вообще не замечают карантина – слишком много забот и хлопот.
Короче, все используют те навыки, которые уже были наработаны.
К.Д.: Да, и с учетом всех обстоятельств, в которых они уже были.
Как Вы работаете с довольно распространенной среди уже взрослых людей концепцией, которая звучит так: «А такой вот я родился, мама меня недолюбила, не та была школа, поэтому и судьба такая, а я ни при чем»?
К.Д.: Это звучит как оправдание. Но оправдываемся мы, когда на нас кто-то нападает, чаще всего это так называемый «интроецированный объект», принимающий вид внутреннего голоса. Осуждающий и критикующий отец, яростная разозленная мать. Внутри самого человека появляется очень обесценивающий критик, который говорит, мол, Сережа на «Феррари» ездит, а ты на велосипеде. Если человек доволен и удовлетворен своей жизнью, то подобного рода самооправдания даже не возникают. Знаете, есть такая байка про основателя Google Сергея Брина и его маму, которая при всех его грандиозных успехах все равно им недовольна, ведь докторскую диссертацию он так и не защитил. Так что надо бы сначала разобраться, откуда этот голос и чей он, а потом уже решать, что с этим делать. Это как раз то, чем мы занимаемся в терапии: слушаем внутренние голоса и отвечаем им.
