Время от времени сталкиваюсь с тем, что клиент отказывается обращаться за помощью к психиатру, открыто ("Нет, я не собираюсь принимать таблетки, это не обсуждается") или в форме саботажа: вроде согласен, но то контакт потерял, то забыл написать, то как будто стало немножко полегче, может и само пройдет...
Я могу сколько угодно настаивать, прояснять, уговаривать, до открытого шантажа ("или вы идете к врачу, или я прекращаю нашу работу") пока не доходило, все же я работаю с вменяемыми людьми, но, тем не менее, с фактами такого отказа от медикаментозной поддержки регулярно сталкиваюсь.
А сегодня подумала вот что.
Иногда мы имеем дело с настолько тяжёлой и ужасающей травмой, что предъявить ее клиент пока не может - не готов, не установлено глубокое доверие, просто слишком страшно туда идти, - а обезболивать себя он не хочет.
"Я не хочу это забывать. Я не хочу, чтобы мне стало легче. Я предпринимаю странные и неловкие попытки дать вам понять, что мне пришлось пережить. У меня нет для этого слов, я был слишком мал и беспомощен, никто не объяснил мне тогда, что это было. И пока я не смогу это передать в таком виде, чтобы вы тоже ужаснулись и прониклись моей болью, я хочу ощущать ее".
Депрессия - не всегда результат биохимического дисбаланса. Иногда мы сталкиваемся с тем, что называется "остановленное горе": инкапсулированная боль, к которой нет доступа, забирает все силы, всю жизненную энергию. И пока мы не доберёмся до этого сгустка, человек "резервирует" довольно большую часть себя для молчаливого непрозрачного заслона вокруг него.
И в этом контексте антидепрессанты воспринимаются как сонное зелье, которое не даёт отдыха и покоя, а только вырубает охрану у атомного реактора.
Человек сопротивляется дурману, весь его опыт говорит, что расслабляться нельзя, ослабишь контроль - станешь жертвой насилия.
А мы ему - таблеточек попейте, сон наладится...
Я могу сколько угодно настаивать, прояснять, уговаривать, до открытого шантажа ("или вы идете к врачу, или я прекращаю нашу работу") пока не доходило, все же я работаю с вменяемыми людьми, но, тем не менее, с фактами такого отказа от медикаментозной поддержки регулярно сталкиваюсь.
А сегодня подумала вот что.
Иногда мы имеем дело с настолько тяжёлой и ужасающей травмой, что предъявить ее клиент пока не может - не готов, не установлено глубокое доверие, просто слишком страшно туда идти, - а обезболивать себя он не хочет.
"Я не хочу это забывать. Я не хочу, чтобы мне стало легче. Я предпринимаю странные и неловкие попытки дать вам понять, что мне пришлось пережить. У меня нет для этого слов, я был слишком мал и беспомощен, никто не объяснил мне тогда, что это было. И пока я не смогу это передать в таком виде, чтобы вы тоже ужаснулись и прониклись моей болью, я хочу ощущать ее".
Депрессия - не всегда результат биохимического дисбаланса. Иногда мы сталкиваемся с тем, что называется "остановленное горе": инкапсулированная боль, к которой нет доступа, забирает все силы, всю жизненную энергию. И пока мы не доберёмся до этого сгустка, человек "резервирует" довольно большую часть себя для молчаливого непрозрачного заслона вокруг него.
И в этом контексте антидепрессанты воспринимаются как сонное зелье, которое не даёт отдыха и покоя, а только вырубает охрану у атомного реактора.
Человек сопротивляется дурману, весь его опыт говорит, что расслабляться нельзя, ослабишь контроль - станешь жертвой насилия.
А мы ему - таблеточек попейте, сон наладится...
