(все совпадения случайны, герои вымышлены, и вообще это другая Галактика)
Не знаю, замечали ли вы такой феномен: когда ребенка отлучают от груди, он некоторое время ест все подряд, примерно в четыре раза больше, чем на ГВ. Кажется, что он стал совершенно ненасытным, это даже пугает. Я не имею в виду случаи, когда ребенка кормят до полного отпадения, я о более-менее внятном желании матери освободиться от ставшей слишком тягостной связи. Когда женщина просто физически чувствует "я больше не могу". Когда обращение к ней ребенка "дай!" вызывает не прилив нежности (и молока), а довольно ясно различимую ярость.
Схожие чувства потом вернутся в подростковом возрасте, когда близость – такая желанная, такая необходимая душевная близость с ребенком начинает причинять боль обоим участникам контакта.
Очень многие матери отмечают в этот период значительное улучшение своего состояния: исчезают разнообразные физические болячки, в основном «приграничные», относящиеся к кожной системе, сигнализирующие о том, что организм матери критично истощен и нуждается в бОльшей дистанции с ребенком. Но я хочу поговорить о переживаниях младенца.
Как мы все хорошо уже выучили, грудь – это не только молоко как питательная смесь, это еще и мощное средство успокоения. Быстро, дешево, не требует (почти) никаких усилий: стало малышу грустно, скучно, тревожно, больно, страшно – сиська в зубы, и все хорошо. Поэтому после отлучения должно пройти некоторое время и приложены специальные усилия с обеих сторон, чтобы в паре мама-младенец появились другие, более символические способы справляться с фрустрацией и напряжением: ребенок учится выражать свои чувства словами (не сразу, конечно, поначалу это будет все тот же слаборазличимый вой), а мать учится распознавать эти сигналы более точно, нежели в период полного слияния в сладостном объятии у груди, и предлагать детенышу другие варианты нормализации своего эмоционального состояния.
У подавляющего большинства нынешних взрослых этого периода – обучения символическому способу обращения со своими эмоциями – не было просто по историческим причинам. Во-первых, наши матери сами не умели, и не умеют до сих пор, распознавать и контеинировать аффекты (см. прекрасный мультик об этом), во-вторых, мало у кого была возможность посвящать этому сложному процессу время и силы. Ясли-сад, в лучшем случае – бабушка или няня, которые из самых лучших побуждений обучали деточек – чему? Отвлечению и замещению!
«Ну что ты такой грустный? Мама ушла на работу? Ну, ничего, вот тебе пряничек, а еще мы сейчас пойдем в зоопарк/цирк/магазин, купим тебе то и это, и вот смотри-смотри, слон летит!».
Вместо того единственно необходимого, что сейчас так страстно желает человек – любящие объятия и ВСЮ ЖИЗНЬ утешавшая его грудь – ему предлагают некий дешевый эрзац: пряник. Или мультики. Или что-нибудь купить.
Видите, к чему я клоню? Мы потом воспроизводим этот способ, даже не задумываясь, а чего именно нам надо: чувствуешь себя опустошенной, не ценной – зайди в магазин «для девочек», потрать на себя-любимую побольше денег, лучше всего – с «его» счета, причем это социально сильно подкрепляется, в рекламе, например. «Побалуйте себя …» - дальше список, начиная от зефирок Шармэль, заканчивая бриллиантовыми колье. В магазине услышала, как женщина сокрушается, никак не может остановиться покупать себе одежду и разные украшения, потому что в Новый Год внезапно осталась одна и без подарков, и была сильно этим расстроена.
Вариант «смотри-смотри, слон летит!» мы наблюдаем, когда видим игроманов. Все с тем же посылом: отвлечься от невыносимых чувств, не переживать, не страдать от ужасающей покинутости, сделать вид, что тебе совсем наплевать, мне совсем-совсем никто не нужен, я сам прекрасно справляюсь.
Недавно один очень взрослый дяденька, который жалуется на "залипание" в игры, ютьюб и всякие рилсы, рассказывал о своем младенчестве, как его бабушка с дедушкой таскали от одного окошка с машинками к другому, с дворником и всякой движухой, пока мать из института ждали... А потом так замолчал, подумал и говорит: "Вот я с тех пор и сижу у окошечка".
Недавно один очень взрослый дяденька, который жалуется на "залипание" в игры, ютьюб и всякие рилсы, рассказывал о своем младенчестве, как его бабушка с дедушкой таскали от одного окошка с машинками к другому, с дворником и всякой движухой, пока мать из института ждали... А потом так замолчал, подумал и говорит: "Вот я с тех пор и сижу у окошечка".
Но так же, как в интуитивном питании, если тебе сейчас нужен кусок мяса (пирожок с капустой, сочное хрусткое яблоко), никакой другой продукт, даже в большом количестве его не заменит. Когда я хочу омлет с беконом, никакая каша не насытит, проверено многократно. Если тебе нужны прогулки с друзьями, просмотр фильма в одиночестве ничего не сделает с этой потребностью.
"Спасибо, очень ценно", - пишет мне в комментариях читательница. - "И очень сложно, когда ребенку на переживание нужно несколько дней, например. Тогда начинает казаться, что он "застрял" в негативе, что он "сам себя накручивает" и нужно уже его вести к выходу из этого состояния. То есть бывает такое, что ребенок застревает и снова и снова расковыривает болячку? Или это уже родительская рационализация происходящего? И нужно ли уже куда-то его уже выводить и учить "видеть и хорошие стороны"?"
У этого сюжета есть как минимум две участвующих стороны: один человек переживает нечто неприятное, а второй присутствует при этом. Возраст участников, на самом деле, не важен, так же, как и степень родства. Это может быть ваша подруга, партнёр, коллега. Ситуация описывается одинаково: вам кажется, что человек "застрял" в негативном переживании.
Дальше интересно. Если человек ощущается как равный, скорее всего, мы выскажем свое сочувствие, предложим помощь, получив отказ - отстранимся на некоторое расстояние, чтобы не мешать _другому _ горевать.
Дальше интересно. Если человек ощущается как равный, скорее всего, мы выскажем свое сочувствие, предложим помощь, получив отказ - отстранимся на некоторое расстояние, чтобы не мешать _другому _ горевать.
А вот с близкими есть ловушка: мы почему -то считаем, что несем ответственность за их душевное состояние (которое по умолчанию должно быть ровно-положительным). И, находясь в своей тревоге "а хорошая ли я мать /жена /дочь", начинаем страдальца из его печали вытаскивать.
Хотя запроса на помощь вроде бы не поступало.
(Сравните с состоянием малыша, который бежит к вам на ручки, если что -то не так. И требует, чтобы вы вмешались).
Я думаю, что во взаимодействии с человеком старше 5-6 лет можно практиковать ту же модель, что и со взрослыми: время от времени осведомляться "ты как?" и напоминать, что вы рядом и готовы оказать любую поддержку. Возможно, ему нужна помощь в правильном определении его состояния, называния эмоций. Но если вы начнёте говорить "не горюй, это не последний друг в твоей жизни" (горевание всегда связано с утратой), вы прервете этот очень важный процесс и произойдёт как раз то застревание, о котором упоминается в исходном вопросе.
(Сравните с состоянием малыша, который бежит к вам на ручки, если что -то не так. И требует, чтобы вы вмешались).
Я думаю, что во взаимодействии с человеком старше 5-6 лет можно практиковать ту же модель, что и со взрослыми: время от времени осведомляться "ты как?" и напоминать, что вы рядом и готовы оказать любую поддержку. Возможно, ему нужна помощь в правильном определении его состояния, называния эмоций. Но если вы начнёте говорить "не горюй, это не последний друг в твоей жизни" (горевание всегда связано с утратой), вы прервете этот очень важный процесс и произойдёт как раз то застревание, о котором упоминается в исходном вопросе.
Так что же делать с этим всем? – воскликнет впечатлительный читатель. – Мы что, и правда должны кормить их до свадьбы, удовлетворять все желания, ни в чем не отказывать, чтобы они потом не превратились в -голиков, -манов и прочих тоскливых лузеров?
Конечно, нет. В приведенном выше взаимодействии, условно говоря, «тоскующего покинутого малыша – бестолковой мамки/бабки/няньки» пропущены два очень важных шага, которые, собственно, и превращают довольно бессмысленный набор заклинаний в целительный контакт, возвращающий к жизни: назвать эмоцию и дать возможность прожить ее до конца.
Ты, наверное, очень грустишь по маме? Иди ко мне на ручки, я побуду с тобой, пока ты в печали.
Ты испугался, расстроился, злишься, ты не можешь успокоиться сам, я понимаю твои чувства и готов/а быть рядом. Ничего не делать, не отвлекать, не предлагать варианты решения проблемы, не рассказывать о своем, не обесценивать переживания «да брось ты, у тебя таких Маш/Петь/игрушек будет еще сто». Оставаться на месте столько, сколько нужно, чтобы поток слез иссяк сам, а не потому, что у вас закончилось терпение слушать это бесконечное нытье.
И тогда ребенок слезает с ваших колен и спрашивает: «Гулять идем? А пряник можно?»
