До сих пор я рассказывала о том, как проявляется сопротивление в форме нарушений исходных договоренностей: опоздания, обрывы, внезапные отмены и прочия шатания забора пьяным трактористом прочие атаки на сеттинг.
А еще бывает, когда вроде все внешние атрибуты крайней заинтересованности клиента в наличии, а терапия отчетливо буксует.
Никакие интерпретации не заходят, предложения подумать о своем состоянии - отказ, сны не снятся, все буквально и поверхностно. Выходишь с сессии измочаленный и полностью обнуленный, "плохая мама, не люблю тебя!".
У меня две метафоры появились для таких случаев.
Первая - достаточно банальная: строптивый двухлетка за столом. Ты ему: "Кашу будешь?". А он тарелку перевернул, компот разлил, сидит под столом, ревет яростно, голодный, мокрый, злой, отчаявшийся. Сам знает, что натворил, одновременно боится и бушует, хочет на руки, но чтобы все было по-егойному, я вам царь или не царь? очень хочется выставить его вон, в угол поставить, хотя бы из-за стола выгнать. Но тревога ("А как же дитя голодное останется?"), а также принципы воспитания вроде как не позволяют. Вот и сидят все вокруг лужи, в которой перемешаны каша, компот и пластилин, страдают. Ждем, пока злость иссякнет и Их Раздраженное Высочество сменит гнев на милость и соизволит пойти умыться. И, если фаза луны подходящая, сам наложит себе нужную порцию каши в нужную тарелку.
Это довольно простой и энергетически наполненный вариант. В контрпереносе терапевт чувствует злость, бессилие, остатки сочувствия, но не уныние или обесточенность. Хочется орать и топать ногами, язвить, вопрошать и взывать.
Все гораздо хуже, если мы внезапно проваливаемся на довербальный уровень: грудной младенец и лактостаз. Переполненная, закаменевшая грудь и обессиленный новорождённый, слишком слабый, чтобы энергично опорожнять ее.
Рядом с мечущейся в молочной лихорадке Матерью может возникнуть Свирепая Санитарка, кошмар советских роддомов, которая приступает к совершенно садистской операции расцеживания лактостаза: игнорируя дикую, раздирающую, адскую боль, приговаривая "Терпи, терпи, ты же не хочешь, чтобы тебе сиську ножом резали?!".
(Я видела, как молодые первородящие женщины теряли сознание от боли, но это считалось нормальным, игнорировалось, процедура продолжалась).
Ребенок в этом процессе не участвует, он диссоциирован, безучастно наблюдает или засыпает.
Перевожу на язык терапии: психолог изо всех сил пытается "накормить" пациента чем-то полезным, но с отчаянием понимает, что он один на этом поле боя, пациент отстранен и не может ничего принять. Роль Садистической Санитарки может схватить супервизор или коллеги по интервизорской группе, которые вдруг начинают настаивать на более активных действиях терапевта, фантазируя о том, как можно шантажом и более жесткими интерпретациями заставить клиента воспринимать то, что ему предлагают.
Я только на третий раз узнала, что лактостаза можно избежать, просто перестав на сутки есть совсем и не пить горячее. Молоко тогда приходят не девятым валом, захлестывающей волной, а потихоньку, как набирающий силу родник.
То есть, говоря психоаналитически, выдерживая абстиненцию и притаившись, не разгоняясь, мы можем приучить клиента к новому языку, к неизмеримо большему количеству внимания, нежели у него было за всю жизнь. Даже к тому, что на него смотрят в течение часа, что тоже очень обескураживает.
А скольких я знаю мам, которым в результате принудительно останавливали лактацию и ребенка переводили на смеси! И скольких пациентов, которые уходили из терапии, не в силах вобрать в себя то благо, что им предлагалось, просто потому, что напор был слишком сильным :-(
А еще бывает, когда вроде все внешние атрибуты крайней заинтересованности клиента в наличии, а терапия отчетливо буксует.
Никакие интерпретации не заходят, предложения подумать о своем состоянии - отказ, сны не снятся, все буквально и поверхностно. Выходишь с сессии измочаленный и полностью обнуленный, "плохая мама, не люблю тебя!".
У меня две метафоры появились для таких случаев.
Первая - достаточно банальная: строптивый двухлетка за столом. Ты ему: "Кашу будешь?". А он тарелку перевернул, компот разлил, сидит под столом, ревет яростно, голодный, мокрый, злой, отчаявшийся. Сам знает, что натворил, одновременно боится и бушует, хочет на руки, но чтобы все было по-егойному, я вам царь или не царь? очень хочется выставить его вон, в угол поставить, хотя бы из-за стола выгнать. Но тревога ("А как же дитя голодное останется?"), а также принципы воспитания вроде как не позволяют. Вот и сидят все вокруг лужи, в которой перемешаны каша, компот и пластилин, страдают. Ждем, пока злость иссякнет и Их Раздраженное Высочество сменит гнев на милость и соизволит пойти умыться. И, если фаза луны подходящая, сам наложит себе нужную порцию каши в нужную тарелку.
Это довольно простой и энергетически наполненный вариант. В контрпереносе терапевт чувствует злость, бессилие, остатки сочувствия, но не уныние или обесточенность. Хочется орать и топать ногами, язвить, вопрошать и взывать.
Все гораздо хуже, если мы внезапно проваливаемся на довербальный уровень: грудной младенец и лактостаз. Переполненная, закаменевшая грудь и обессиленный новорождённый, слишком слабый, чтобы энергично опорожнять ее.
Рядом с мечущейся в молочной лихорадке Матерью может возникнуть Свирепая Санитарка, кошмар советских роддомов, которая приступает к совершенно садистской операции расцеживания лактостаза: игнорируя дикую, раздирающую, адскую боль, приговаривая "Терпи, терпи, ты же не хочешь, чтобы тебе сиську ножом резали?!".
(Я видела, как молодые первородящие женщины теряли сознание от боли, но это считалось нормальным, игнорировалось, процедура продолжалась).
Ребенок в этом процессе не участвует, он диссоциирован, безучастно наблюдает или засыпает.
Перевожу на язык терапии: психолог изо всех сил пытается "накормить" пациента чем-то полезным, но с отчаянием понимает, что он один на этом поле боя, пациент отстранен и не может ничего принять. Роль Садистической Санитарки может схватить супервизор или коллеги по интервизорской группе, которые вдруг начинают настаивать на более активных действиях терапевта, фантазируя о том, как можно шантажом и более жесткими интерпретациями заставить клиента воспринимать то, что ему предлагают.
Я только на третий раз узнала, что лактостаза можно избежать, просто перестав на сутки есть совсем и не пить горячее. Молоко тогда приходят не девятым валом, захлестывающей волной, а потихоньку, как набирающий силу родник.
То есть, говоря психоаналитически, выдерживая абстиненцию и притаившись, не разгоняясь, мы можем приучить клиента к новому языку, к неизмеримо большему количеству внимания, нежели у него было за всю жизнь. Даже к тому, что на него смотрят в течение часа, что тоже очень обескураживает.
А скольких я знаю мам, которым в результате принудительно останавливали лактацию и ребенка переводили на смеси! И скольких пациентов, которые уходили из терапии, не в силах вобрать в себя то благо, что им предлагалось, просто потому, что напор был слишком сильным :-(
