#вестник_литературоведения #театральный_бинокль "ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН" в театре им.Вахтангова. (Знаете, что такое «безудержный разврат» в исполнении двух немолодых Козерогов? Это когда ты раз в 15 лет изменяешь любимому и единственному театру с другим. Убеждаешься, что оно того не стоило и с удовлетворением возвращаешься обратно. Почти как бунт в представлении англичанина: чай без молока). Мы в театр ходим нечасто, примерно пару раз в год. И всегда к Фоменкам. А тут вот друзья подарили билеты, пресса и отзывы самые что ни на есть восторженные, я запаслась обновочками, и мы пошли. Продержались мы один акт. «Кресла у них за пятнадцать лет сели что ли? – Ага, и воздух куда-то испарился». Очень тесно, сидишь в прямом смысле носом в спину впередисидящего пассажира, как в лоукостерах, воздуха нет вообще. Но мы бы потерпели, если бы не странное ощущение недопечённого, очень сырого, какого-то недодуманного действия. Огромная, при этом затертая и затрюханная черная сцена с черным же глянцевым задником, как будто засаленный воротник с перхотью у чиновника невысокого класса. В качестве декораций – пара помостов и однажды кровать, которую взбеленившаяся Татьяна таскает на себе и в конце концов швыряет (хорошо, что не в публику) об пол. Кстати, Татьяна. Истеричная ломака с преувеличенными жестами и экзальтированной речью. Пережатая и настырная. И почему-то очень заметно, что она, мягко говоря, не первой молодости. Не знаю, как объяснить, возможно, наложились жесты и рисунок предыдущей роли – Анны Карениной – но перед нами не юная, невинная, наивная и замкнутая девочка, а какая-то взбалмошная дамочка очень сомнительного происхождения. Кстати, о сомнениях. В лучших традициях «Театрального романа» в спектакле участвуют патри- и матриархи труппы. Иногда их роль – тихо посидеть на сцене, подать одну реплику и удалиться с достоинством. Например, достали из могилы отставного бригадира Дмитрия Ларина (актер Алексей Кузнецов), посадили его на завалинку рядом со старушкой Лариной (37 лет, как мы помним. Старушка. С внешностью и манерами королевы в изгнании). Судя по всему, посадили их рядышком с единственной целью: сыграть крошечную юмористическую сценку. Произнося характеристики Татьяны «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой» он укоризненно поднимает брови и с некой претензией смотрит на почтенную мать семейства. Публика сдержанно смеется. Всё. Вторая юмористическая сценка измышлена явно в угоду молодежи: минут пять, не меньше, молодой Онегин в исполнении Виктора Добронравова пьет из гленчиков брусничную воду. Смешно. Пантомима. Маковецкий в роли пожилого Онегина прекрасен невероятно. Он играет одновременно Воланда, дона Корлеоне, развязного мафиози из раннеперестроечных боевиков, и саму Смерть. В совершенно душераздирающем монологе под кодовым названием «Любите самого себя» мы видим, как физически меняется его лицо: натягивается кожа, проваливаются глаза, на физиономии манерного нарцисса-гея вдруг проступает маска покойника, вещающего с того света. На самом деле, это самое сильное место спектакля. Из внутренней космической пустоты к нам обращается живой труп, вампир, человек, питающийся чужими эмоциями и осознающий это. Невозможно поверить, что всего лишь 25летний Пушкин так точно и страшно понимает суть и природу нарциссического устройства характера, но на то он и гений, и пророк. То, что потом Фрейд и последователи назовут «поворотом либидинозной энергии на себя», Пушкин называет очень простыми и понятными словами: люби себя, а кроме – никого, и будешь свободен, независим, горд. И одинок. Но один Маковецкий не может вытянуть весь спектакль. Сцена труппе велика, они не могут ее заполнить; мы наблюдаем разрозненные кусочки монологов никак не связанных друг с другом персонажей. Пространство между героями заполняется кордебалетом, причем и хореография, и сценография слизана частично у тех же Фоменок (например, прием с зеркалом, только здесь он почему-то не работает, зеркало ничего не отражает, колеблется и гнется), эпизод с девушками-жницами воспроизводит фантасмагорию казахского балета «Соколы революции» (гуглить по словам «балет Ленин и бревно»). При всем моем уважении к таланту Людмилы Максаковой, каждое ее появление на сцене вызывало у меня смесь ужаса и неловкости: кто это и зачем оно здесь? И почему у нас до сих пор не запретили пластическую хирургию? Действительно потрясающая работа молодой актрисы Екатерины Крамзиной, которая играет «странницу с домрой»: хтонический персонаж из Кыси, Михрютки, Лиха Окаянного и Старичка-Лесовичка, все равно оставляет много вопросов разряда «что курили эти люди» и «кто-нибудь, вызовите дезинфекцию/санитаров», а также «причем здесь Пушкин». Странный спектакль. Наверное, если всю жизнь ходить только в Малый и Моссовета, не смотреть современное кино, не слушать разную музыку (о! Кстати! Музыка. Вы не поверите: все музыкальное оформление представлено двумя строчками из «Старинной французской песенки» Чайковского, только в разном темпе и аранжировке. Да Ленский с Ольгой тоненькими голосами распевают припев старинного (Sic!) романса «В лунном сиянии», а то, что этот романс был сочинен не раньше 1894 года – фигня, фактчекинг для слабаков), так вот, если всего этого не знать и не видеть – это вполне себе новаторская и смелая постановка. Но я себя чувствовала примерно как Киса Воробьянинов на премьере в Клубе железнодорожников: «Боже, это что, Островский Пушкин??». Пришлось брать в Шоколаднице торт Опера. Утешаться.