Контрперенос, как мы все помним, бывает комплементарным (то есть, дополняющим: аналитик/терапевт становится Очень Важным Объектом из внутреннего цирка пациента, например, Критикующим Родителем), и конкордантным (то есть, сочувствующим, "со-сердечным": "я и есть пациент", я чувствую то же, что и он). Очень упрощая, это проявление эмпатии и проективной идентификации, соответственно.
Мы все сталкиваемся с этими явлениями практически при любом контакте с другими людьми, просто в обычной жизни у нас нет задачи как-то особенно с этим обращаться, поэтому мы воспринимаем эти чувства и реагируем на них, не тормозя.
Ну ок, почти не тормозя.
То есть, если вы не терапевт (сейчас), а просто Маша, которая гуляет с подругой Катей, то, когда вы обнаруживаете странное замирание внутри (в процессе разговора), скорее всего, вы постараетесь или сменить тему, или отвлечься на цветочки/витрины/красивого парня.
У терапевта нет такой возможности, зато есть обязанность ничего не оставлять без внимания и не позволять пациенту соскальзывать в отреагирование. Поэтому, когда мы чувствуем нечто, нам не свойственное, мы должны задуматься, а что это такое странное происходит.
Так вот, собственно контрперенос, который должен навести нас на мысли "куда это мы сейчас с пациентом ухнули?":
- Исчезают слова. Мысли текут или скачут, но их невозможно вербализовать, превратить в символы - в речь. Потом исчезает само мышление: не могу думать связно, как будто разучился думать вообще.
- Тело становится ватным, тяжелым, неподвижным. невозможно сменить позу, нет телесных желаний.
- Неудержимо накатывает сонливость, еле-еле удается держать глаза открытыми. Многократно видела, как терапевт реально засыпает, это выглядит, как обморок.
- Если это происходит на супервизии, и супервизор или группа вытаскивают терапевта из анабиоза, обычно состояние описывается как "я почти исчез, я чувствовал, как вишу в космосе и от меня отслаиваются оболочки". Аннигиляция. Я абсолютно одинок и абсолютно беспомощен, сон/смерть ничего не значат.
Все это - проявление конкордантного контрпереноса: мы сливаемся с клиентом, становимся тем крошечным младенцем, который переживает ужасающий опыт оставления (речь идет о действительно тяжелых случаях: ясли в 4 месяца, потеря матери, мать в клинических состояниях. Просто "кричал пять минут, пока мама спешно мылась" - не считается).
В комплементарном контрпереносе (когда аналитик становится "Внутренней матерью" пациента) мы можем чувствовать внутри полное безразличие, скуку, заторможенность. В случае тяжелой послеродовой депрессии у матери пациента, терапевт может провалиться в смертельный ужас или ненависть к младенцу. Иногда мать буквально "умирает" на сессии: мы видим всю сцену как будто с потолка, с облака, испытываем отрешенное спокойствие, полное смирение и отчуждение.
Оба вида контрпереноса присутствуют на сессии ОДНОВРЕМЕННО, сменяя и наползая друг на друга. На групповых супервизиях удается их расклеить, поэтому так важно иметь этот опыт: разложения на отдельные линии переживания.
Резюмирую.
Главным маркером того, что мы столкнулись с довербальной травмой у пациента, является исчезновение речи и способности связно мыслить _у нас_. И переживание чего-то неназываемого, но неимоверно тяжелого, неподъемного. Парализующий ужас.
Что делать?
Бежать на супервизию. Интенсивность и продолжительность переживания - индикатор глубины повреждения структуры личности пациента: чем дольше вы не можете выпутаться, тем более нарушен пациент.
Отслеживать в личной терапии ваши _нормальные_ реакции, чтобы иметь возможность заметить, когда наваливается что-то странное, для вас несвойственное.