А вот перечитать – это да, это работает. Только надо очень точно выбрать собеседника.
Уже много раз было повторено, да и в школе этому учат, что любое произведение искусства «отражает внутренний мир автора». Открывая книгу, мы входим во взаимодействие с другим человеком, проникаемся его идеями, настроением, состоянием. Учитывая, что абсолютное большинство русских классиков – не самые здоровые в психическом смысле люди, стоит крепко подумать, кого читать в минуту печали. Достоевский, Толстой, Бунин… Пожалуй, кроме АнтонПалычаЧехова и поговорить-то не с кем. Да и Чехов тоже, того, не блещет оптимизмом. Сочувствия и глубокого понимания людей у него полно, а вот с оптимизмом как-то не задалось. Не ощущаю я прилива жизненных сил после прочтения, допустим, «Дома с мезонином».
Так сложилось исторически, что вся «великая» литература занималась в основном бичеванием и обнажением социальных язв да описанием трагических переломных моментов в жизни отдельного ли человека, целого сообщества, вплоть до наций.
Как объяснил мне однажды литредактор, вычитывающий сценарии, «драма должна быть, кризис, страдание, иначе это никто читать/смотреть не будет». Я согласна, наверное, когда тебе 14-16 лет, мир представляется полным романтических героев и прекрасных Дев-в-беде. «Кровь-кишки-любовь», как говорят мои дети.
Но, пройдя половину жизненного пути, понимаешь, что хочется чего-то другого: спокойного, внятного осознавания происходящего вокруг тебя, подробностей внутренней, а не внешней жизни, философского осмысления, которое дарует утешение и покой. И юмора, конечно, мягкого, умного, тонкого юмора, так сильно отличающегося от плоских шуток ниже пояса из репертуара ComedyClub и Юмор.фм. Коротко говоря, мы хотим общаться с Жванецким, а не с Петросяном &Co. Если раньше нравились дымные дискотеки с пивом, сейчас выбираешь безмолвное сидение в кресле перед камином, наблюдая за человеческой природой, запивая, в предельном случае, хорошим вином, а лучше бы хорошего чаю.
Делюсь с вами своим списком верных, безотказных, в любой тьме дарящих надежду друзей, к коим обращаюсь уже лет двадцать, не меньше.
Терри Пратчетт
Сэр Терри Пратчетт, мудрец, философ, отважный и очень гуманный человек. Он поручкался со Смертью, заглянул за край, видел Зло в самом его отвратительном обличье. Кто-то ожесточается и становится циником после таких переживаний, начинает глумиться и всех презирать, но светлый рыцарь Её Величества не таков. Он по-настоящему добр к детям и бессловесным созданиям, он смотрит зорко, судит беспристрастно и справедливо, он милосерден. И он не приемлет зла.Пратчетта практически невозможно экранизировать, вся соль его книг – в языке, в том, как он описывает своих героев: через речь, через сравнения и определения, затейливо сплетая намеки и аллюзии, от которых покатываешься со смеху и бросаешься делиться с понимающими фанатами крайне двусмысленными цитатами и виртуозно вывернутыми наизнанку эпизодами нашей современной истории.
Моя любимая цитата вот эта. Старшая из ведьм, матушка Ветровоск (с которой я, без ложной скромности, хотела бы ассоциироваться у правнуков) собирается воевать вампиров, захвативших королевство. Юный священник, (вы только послушайте, как его зовут!) Довольно-таки Преподобный Овес пытается ее отговорить от самоубийственного шага и взывает к односельчанам:
« - Вы же не позволите бедной старой женщине в одиночку сражаться с чудовищами, да еще в такую ненастную ночь?
Некоторое время ланкрцы, выпучив глаза, таращились на него, словно с ним вот-вот должно было случиться нечто скверное, но крайне интересное. А затем кто-то сзади крикнул:
- А почему мы должна жалеть этих чудовищ?». («Carpe Jugulum! Хватай за горло!»)
Переводя на современный психологический сленг, матушка Ветровоск принимает свою агрессивность (не путать со злобностью), борется с монстрами внутри и снаружи, не боится выглядеть «неженственной» и всегда помнит, в чем ее долг и призвание.
Затейливым, сложным, красочным языком Пратчетт говорит с нами о самых важных вещах: что есть добро и зло, должны ли могущественные вмешиваться в судьбы неразумных, как правильно заваривать чай, что может быть привлекательного в девушке, плоской, как доска и с прической, похожей на стог после урагана. И может ли Шут быть Королем? Сексизм, расизм, фашизм – и прочие -измы подвергаются точному и беспристрастному анализу, едкой критике. Мастер совершенно безжалостен к жестоким глупцам, полагающим, что они и есть народ, он ювелирно препарирует природу нарциссизма и религиозного фанатизма. И все это мы видим глазами ведьм: девы, матери, старой карги, девочки. Среди представительниц этой почтенной профессии мы встречаем и сельскую повитуху, и городскую гадалку, и простодушную травницу, и даже королеву. Общее для ведьм одно: они стоят на границе Света и Тени, стерегут и охраняют её. И заботятся о тех, кто не в состоянии делать это сам.
А еще это дико смешно! Я уже это говорила? Когда станете читать впервые – не стоит делать этого ночью. Я предупредила.
Смерть (отработав полную безразмерную смену Санта-Хрякусом):
- Как называется чувство, когда у тебя внутри тепло и приятно?
Альберт, его сварливый слуга, он же Вечный Жид:
- Изжога?
("Санта-Хрякус")
Очень близко к Пратчетту стоит второй мой любимый англичанин, Алан Александер Милн.
А.А.Милн
Мы знаем Милна в основном как автора Винни-Пуха и «Баллады о королевском бутерброде». Но он прежде всего автор прекрасных романов для взрослых, мастер тончайших нюансов и неожиданных поворотов сюжета. От его книг остается впечатление игры в крокет на дачной лужайке: мягкий летний вечер, расслабленные жесты, переброс репликами и шутками, но шар искусно проводится сквозь анфиладу проволочных ворот и с сухим деревянным щелчком стукается о разноцветный колышек в конце маршрута. Негромкий возглас «Ага, партия!» - и вся компания устремляется на веранду, где уже накрыт чай с небольшими булочками с маслом и джемом.Начинать стоит с «взрослой» - в кавычках - сказки «Однажды давным-давно», чтобы привыкнуть к очень разговорному, повествовательному, очень живому языку Милна. Потом взять в дорогу стремительный и в то же время насмешливый детектив «Тайна Красного Дома», добравшись до места устроиться в удобном кресле и смаковать нежнейший и в то же время острый роман о любви и поклонении красоте: «Двое». Если вам пришелся по сердцу этот умный, сдержанный, наблюдательный англичанин, купите его самый первый и последний романы о любви, их обычно издают под одной обложкой: «Любовники в Лондоне» и «Хлоя Марр». Очень интересно наблюдать, как изменились взгляды и воззрения человека за сорок лет. Как проступает в нем мягкость, как уходит юношеская категоричность, а на ее место заступает бережное и очень сочувственное отношение к людям, даже не очень хорошим. А для долгого, неспешного чтения подходит его биографическая книга «Слишком поздно», из которой я, например, почерпнула огромное количество чисто этнографической информации. И многое в британской культуре, литературе, образе жизни стало понятным.
«– Ты единственный человек в мире, кто никогда по-настоящему не видел, какая ты красивая. – А ты единственный, кто видел, – прошептала Сильвия». «Двое».
Милн пишет об ускользающей красоте и уходящей любви в повседневной жизни. Он пристально разглядывает душистый вьюнок в своем саду и размышляет о том, был бы вьюнок таким прекрасным, если бы его никто не видел. Он ломает все стереотипы в описании своих персонажей: например, бравый краснолицый полковник в отставке может внезапно оказаться тонким ценителем поэзии, а юная невинная девушка с ангельским личиком – коварным манипулятором.
После прочтения любой, даже небольшой книжки Милна, у вас останется ощущение, что вы вернулись из отличных гостей, где были и обстоятельные беседы, и внимание хозяйки дома, и вкусное угощение. Отдохнувшими.
От моих любимых англичан сделаем быстрый перелет через всю Европу и вернемся на родную землю. Великолепный проект двух российских авторов, китаеведов и писателей-фантастов, Вячеслава Рыбаков и Игоря Алимова,
Хольм ван Зайчик
Ван Зайчик с его (их) циклом «Евразийская симфония» был моим главным антидепрессантом с момента выхода первой книги, «Дело жадного варвара», и по сию пору. Погружение в мир высокоморальных, умных, ЗДОРОВЫХ! мужчин, распутывание и угадывание первоисточника пародий, начиная с топонимов Александрии Невской (мост Анки-лошадницы, поселок Москитово, в коем проживают поэты), доводящие до истерического ржания описания драк и погонь, полностью воспроизводящие известные голливудские и советские фильмы… Но самое главное – разговор с авторами, которые устами своих героев внятно и последовательно настаивают: плохих людей нет. Бог есть, как бы его не называли. Служить людям – хорошо, настоящие герои есть, зло будет наказано, а добро восторжествует, пусть и не напоказ. В семи романах цикла есть и любовные линии, трагические и высокие, есть смерть и рождение детей, есть мистика и отголоски мифов. Они захватывают, продолжают звучать в голове, незаметно впутываются в твою повседневную речь.Я уже давно использую выражение «нечеловеколюбиво», даже не вспоминая, откуда его взяла. Ну и зверь Пидзецу из эпохи Куй, конечно, всегда с нами.
А какие тут изумительные эротические сцены!
Кажется, мне пора остановиться. Я могу писать о любимых авторах еще очень долго. Когда-то я составляла этот список по заданию своего учителя и, составив, обнаружила, что все они – довольно немолодые мужчины, с философским складом ума, ироничные, смотрящие на мир с позиции «и это пройдет», неизменно добрые и мудрые. Судя по всему, я выбирала себе привычных собеседников: отца, деда, классного и научного руководителя. Их теплое и доброжелательное внимание и готовность отвечать на мои нелепые, детские, но очень важные вопросы определили очень многое в моей жизни. В следующей серии я расскажу вам о своих любимых авторах-женщинах.
