Читать

Мам, мы выросли!

«Почему все думают, что я хожу к психологу, чтобы жаловаться на родителей? Ну, да. Жаловаться. Мне не с кем больше поговорить об этом. О том, как мне плохо каждый раз, как я с ними повидаюсь. Столько лет прошло, мы давно уже выросли все, у меня свои дети большие, а как приезжаю к ним или они к нам – все те же песни: как ты выглядишь, постриглась бы, тебе надо похудеть, отец заводит волынку про дачу, на которую мы не ездим, для кого же они корячились. А мы, я не хочу туда ездить, потому что мне больно! Мама наготовит гору жирной, тяжелой, невкусной еды, будет требовать, чтобы мы ели, отец хочет с мужем выпить, отказываешься – смертельная обида. Как выстроить отношения с ними так, чтобы и их не обижать, и самим не раниться?».
Ольга, 43 года, Москва
Это сложная во всех смыслах проблема: отношения взрослых людей со своими родителями. Хочется же, чтобы как на рекламной картинке: дружная, лучащаяся счастьем семья с парочкой милых деток приезжает на дачу к седовласым, но крепким и подтянутым пожилым родителям, все радостно садятся за стол под яблоней, любовь и покой. В этой прелестной картине нет места застарелым обидам, навязшим в зубах разговорам о болячках или политике, нет ревности к другим детям (потому что их нет, а если они и есть, то тоже дружно обнимаются), погостевали – и счастливые поехали обратно к себе. В реальной жизни такие семьи встречаются чрезвычайно редко, я лично не видела ни разу.
Во-первых, наша социальная культура до сих пор является деревенской, патриархально-общинной. Массовый исход населения из деревни в города начался чуть более ста лет назад, шел волнами, не знаю, все ли читатели в курсе, что последние «крепостные крестьяне» - советские колхозники – жили без паспортов аж до 1974 года, а значит, не могли покидать свои деревни, отлучаться, даже навещать родных в других местах можно было только по справке из сельсовета. Единицей общества считалась семья, домохозяйство, в городах – квартира; соответственно, у каждого домохозяйства был старший, ответственный, тот, с кого спрос. И все остальные члены семьи должны были ему подчиняться. Ответственный квартиросъемщик решал вопросы прописки, поэтому, например, если главе семьи не нравилось, кого дочь или сын выбрал себе в партнеры, в его власти было отказать в принятии в дом. В прямом смысле, самом что ни на есть прямом: «Доча, нам твой Генка не ко двору, так что пусть отправляется восвояси». Абсолютная власть.
Наоборот тоже работало: дочь уже давно бы развелась с постылым мужем, да мать не дает, как же, дом без мужика останется. То, что давно уже не надо ни дрова рубить, ни от татарского нашествия защищать, не имеет значения.
Понятно, что условий для _нормальной сепарации_, той, которую мы сейчас считаем за эталон (совершеннолетний ребенок отправляется на профессиональную учебу, покидает родительский дом, ищет и находит себе сексуального партнера, строит с ним новую семью) практически не существовало. Такой вид взаимодействия, при котором взрослому ребенку выделяется кусочек семейного богатства (хоть осла, хоть кота), и дальше ожидается, что он будет самостоятельным, характерен как раз для городской европейской культуры, которую мы только-только начали осваивать. Отчасти это связано с полным отсутствием семейных богатств, от которых можно было бы отщипнуть кусочек. Нету, и взять негде.
Поэтому даже абсолютно взрослый, много лет живущий отдельно, своей семьей и на свои деньги ребенок все равно мыслится как «чадо неразумное», которого можно и нужно направлять на путь истинный, поучать, а также правильно кормить (да-да, жирным, сладким и соленым, чтобы был толстым и здоровым. «Худой» равно больной, вы что, книжек не читаете?). Он собственность семьи, ее неотъемлемая часть. И вообще: мама лучше знает. А папа лучше во всем разбирается. И детей вы воспитываете неправильно, слишком много им позволяете, вот они вам на голову и сели.
Человек признается взрослым и правомочным ближе к 40 годам, не раньше, когда родители становятся беспомощными, сдают. Повторюсь, это все – отголоски архаичной, очень древней культуры «деревни», где даже течения времени нет, только смена времен года.
Второе, плавно вытекает из первого: раз единицей, потребной для выживания рода, является семья, то любые действия или хотя бы попытки действий, которые потенциально могут привести к разрушению этих внутрисемейных связей, воспринимаются как смертельно опасные.
«У нас традиция, что Новый Год справляем у родителей. Я все понимаю: когда ребенок уже студент или даже работает, живет в другом городе, видятся редко, тогда Рождество, Пасха – редкая и очень ценная возможность побыть вместе. Но мы живем в соседних домах! Видимся несколько раз в неделю! Почему я не могу поехать, допустим, в горы с друзьями? В 16 лет вырвался без предупреждения к девушке, так со мной месяц, наверное, никто не разговаривал, как будто я совершил зверское убийство! Сейчас у меня серьезные отношения с женщиной, мы собираемся пожениться, я хотел отвезти ее на Новый Год в Париж, сделать там предложение. Так мама пригрозила навсегда от дома отказать, если мы не придем к ним. Идиотизм какой-то!».
Здесь сливаются сразу две темы: про власть и контроль («Как посмел! Он нас не уважает!») и про предательство семьи («Предпочел общество других людей – стал изгоем»). На самом деле, немолодым родителям, скорее всего, становится очень скучно и тревожно, когда они обнаруживают, что у детей есть другие источники любви, кроме них. «Я его растила, ночей не спала, а он на электричке едет!» (мама Дяди Федора, если кто не узнал). Впервые мы сталкиваемся с отвержением со стороны ребенка в очень раннем возрасте, примерно около двух лет: малыш отталкивает поддерживающую его руку, заявляет, что он хочет сам (падать, карабкаться, строить башню, разливать молоко). Это довольно неприятно, но зрелая женщина в состоянии справиться со своими чувствами и позволить ребенку совершить первый шаг в сторону ОТ родителей.
К сожалению, психологически зрелых людей в нашем обществе совсем не много, специалисты говорят – не больше пятой части. В основном матери реагируют на эти неуклюжие попытки обрести самостоятельность неправильно: начинают или угрожать и отвергать («Сам виноват, что упал, говорили тебе не лезть, вот и не плачь теперь!»), или манипулируют чувством привязанности малыша: «А как же я без тебя буду? Ты что, хочешь, чтобы я осталась одна? Я буду плакать!».
Следующий этап сепарации – подростковый возраст, когда подрощенный человек начинает требовать к себе равного отношения, новых свобод, и в то же время – отдаляется от родителей, замыкается, как будто перестает им доверять. У меня основная масса обращений как раз от родителей подростков: «Помогите, он стал совсем чужой, мы ничего о нем не знаем больше!». Я постоянно читаю лекции, рассказываю, пишу об этом, но одно дело – кивать головой на лекции, а другое – быть остановленным запертой дверью в детскую. Очень много тревоги и боли приносит родителям этот ужасный пубертат. И, опять же, многие незрелые родители в этот период превращаются чуть ли не в тюремщиков своих детей, применяют самые чудовищные меры воздействия, лишь вернуть себе контроль над жизнью детей.
Все вместе приводит к тому, что ребенок вырастает с глубинным ощущением: отделяться от семьи смертельно опасно! Или сам погибнешь, или потеряешь родителей.
А отделяться необходимо! Тот, кто вовремя не вышел за порог родного дома, рискует прожить не свою жизнь, или не прожить ее вовсе, навсегда оставшись покорным ребенком, не доставляющим хлопот. «Лишь бы мама была довольна, а папа мной гордился!».
А как это влияет на отношения выросших детей с их родителями? Очень просто. Все это напряжение, вся агрессия, которая должна была пойти на отрыв молодого человека от родительской семьи-матки, не выраженная вовремя, в подростковом возрасте, превращается в постоянно тлеющее недовольство, в придирки, в непрерывное выяснение отношений. Общение переполнены разочарованием, обе стороны жалуются, что их не слышат, не понимают, не уважают.
Я очень далека от позиции смирения и принятия. Мне кажется, все эти рекомендации «просто отпусти свою обиду» дают те, у кого не разу не разрывалось сердце от грубого или язвительного комментария в свой адрес, кто ни разу не плакал или не пил ночью валокордин после визита к любящим (!!!) родственникам. Не думаю, что можно простить того, кто не просил об этом. Если у вас нет возможности обратиться к психологу, чтобы развязать клубок застарелых болезненных связей, очень рекомендую книгу Линдси К.Гибсон «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей», лекции Людмилы Петрановской, лекции Светланы Адоньевой (можно погуглить).
Что лечит? Нет, не время. Расстояние, прежде всего – внутреннее. С психологически незрелыми родителями невозможно выстроить удовлетворительные близкие отношения, но можно поддерживать связь и контакты. Скорее всего, вам придется отказаться от надежды, что когда-нибудь мама перестанет вас критиковать, а отец – поучать и нападать. По крайней мере, они не прекратят это делать по доброй воле, ведь для них, изнутри, ситуация не изменилась: вы все тот же неразумный подросток.
Можно и нужно отстаивать свои границы, предлагать другие модели поведения, но, если вы видите, что никакого ответного движения нет – отстраняйтесь. Просто сделайте шаг назад. Это очень больно, делать шаг назад, когда все ваше существо рвется вперед, на ручки, в объятия. Но стоит провести инвентаризацию своих воспоминаний: бывало ли когда-нибудь иначе? Чтобы вы делали шаг навстречу, и не напарывались на ядовитую критику, обесценивающие комментарии, прямую агрессию в свой адрес? Если ответ «да» - стоит откровенно поговорить с родителями, обсудить ваши изменившиеся отношения. Если вы с болью понимаете, что так было всегда, ну… Движение назад будет шагом в правильном направлении.
Семья Эмоции Иерархия Власть в семье Бабушки
Made on
Tilda