(Сейчас вопрос сразу ставится ребром: «Мальчик пяти лет хочет играть в куклы и накрасил губы маминой помадой. Он гей?»).
И примерно каждый третий запрос в почте: «Девочка 11-14 лет заявила, что она хочет быть мальчиком, носит только огромные худи/толстовки, чудовищные безразмерные джинсы, требует, чтобы ее называли мужским/гендерно нейтральным именем, что дальше? Операция по перемене пола?».
Сначала я хотела написать сложную психоаналитическую статью про новейшую моду на небинарных личностей (non-binary persons). Но потом поняла, что это интересует только специалистов, да и слова, которые я употребляю, понятны примерно 1% сограждан. Тогда я решила сосредоточиться на родительской тревоге, и дело пошло веселее.
Как и полагается в приличном научном обществе, сначала введу термины и немного поговорю об истории вопроса.
Исторически, начиная с самых древних времен, люди разделялись на два пола по наличию/отсутствию первичных и вторичных половых признаков: гениталии определенного вида и формы указывали на то, мальчик или девочка у вас родился. Редчайшие случаи гермафродизма приписывались злым козням духов. При этом, примерно до трех лет ребенок именовался «дитя» (среднего рода) и никаких ожиданий, связанных с гендером, к нему не предъявлялось.
Гендер – это социальный конструкт, комплекс поведенческих паттернов, моделей, предписанных человеку в данном сообществе в данное время. Например, в разные эпохи украшать себя полагалось то мужчинам, то женщинам. Также мужчина должен был быть то брутальным, то изнеженным, то романтичным, то безразличным.Аналогично женщины должны в разное время демонстрировать то сексуальный аппетит, то полную асексуальность, то полноту, то худобу…В общем, вы поняли: гендер – это то, как в текущий исторический момент должны вести себя и выглядеть «настоящие» мужчины и женщины.
Но на самом деле, это спектр. True женщине положено, допустим, быть пухленькой голубоглазой блондинкой с кудряшками, маленьким ротиком и рассыпчатым смехом. Прелесть, что за дурочка, в жизни ничего не понимает, во всем слушается мужа, зато с ней легко. (Сейчас я обращаюсь к чрезвычайно популярному варианту pin-up girl). Но куда деваться высоким худощавым брюнеткам с IQ158? А никуда, просто в подростковом возрасте они будут заливаться слезами и пробовать накрутить свои идеально прямые блестящие волосы на щипцы, а в лифчик подкладывать вату.
Потом тренд сменяется, и пухлые блондинки с формами начинают обматываться пленкой для похудения и выпрямлять волосы все теми же щипцами.
(Кудрявые рыжие очкарики всегда вне моды, спасибо, что спросили. Рыжие волосы еще и перекрасить почти невозможно, не говоря уж о вытянуть или как-то иначе завить).
Но в любом случае, период 11-14 лет – время слёз и ненависти к своему телу. Оно всегда _не такое_! Большая грудь – маленькая грудь. Месячные, от которых все болит и ломит, и которые ломают все планы. Туда же, если у всех девочек в классе они давно появились («Я сегодня не иду на физру, у меня ЭТО»), а ты до сих пор плоскодонка и малявка. Прыщи: сидишь ли на диете из салата и индейки, или жрешь шоколад по плитке в день, они все равно будут!И самое ужасное. То самое «нежелательное сексуальное внимание». Не только со стороны малолетних идиотов в школе. Пугающие взгляды и комментарии в транспорте. Попытки прижаться. Мерзкие лапающие руки на твоем теле за те несколько секунд, пока протискиваешься к двери лифта или в метро. Еще более мерзкие намеки в виде жестов или мимики. Совсем уж подстава – когда это исходит от женщин, особенно внутри семьи.
«Какая девка-то ладная выросла, прямо персик!» - одобрительно говорит тетка или какая-нибудь родственница, похлопав (одобрительно!) по попе. Или, наоборот, желчный комментарий любимого до этого дня дедушки-дядюшки: «Ишь, отрастила себе, прямо просится…» - и осекается, если на него цыкнет кто-то из старших женщин.
Внезапная ярость отца, ничем не объяснимая, но повергающая тебя в парализующий ужас, этот дикий крик и перекошенное лицо, что я такого натворила? Он просто обнаружил свернутый рулончик использованной прокладки на краю раковины, но ведь _свернутый_!
Все это в совокупности заставляет девушку чувствовать себя одновременно чудовищем, самым гадким и отвратительным существом, отвергнутой и преданной. Никому нельзя доверять, любой встреченный человек может обидеть, с подругами с детского сада неожиданно ссоришься из-за ревности, никто тебя не понимает.В этот момент откуда-то со дна всплывает спасительная идея: надо просто все отменить. Вот это все: грудь, месячные, попу… Вернуть все, как было раньше, в чудесном и безопасном детстве, когда можно было гонять с мальчишками просто в шортах и майке, или ходить с мамой в театр в красивом платье, или сидеть подмышкой у папы на диване, хохоча над мультиком, и никто не шарахался, не отодвигался, не просил «надеть что-то на себя, ты ведь уже взрослая», когда пытаешься выйти к завтраку в ночнушке.
Сначала это выглядит как нечленораздельное «Не хочу быть девушкой!». После некоторых раздумий превращается в «хочу быть мальчиком». После консультаций с пабликами и гуглом – «Я теперь небинарная персона». Они. They. И зовут меня… зовут… Ну, пусть будет Алоэ. Нет, это, кажется, кактус такой. Ок. Номи. А что?
Почему родители в такой панике?
Потому что в наше время законное, веками освященное горевание по утрате детства, переходу в девичество, отвращение к «грязной» взрослой жизни, которое проходили мы все в той или иной степени, превратилось из символического процесса – в буквальный акт.Щас объясню.
И цивилизация, и психика человека развивается от буквального к символическому. (Если повезет).Сначала приносим в жертву богам своих реальных первенцев, потом первенцев животных, потом изображения животных, потом просто молимся.
Сначала убиваем своих врагов, потом дуэли, потом словесные дуэли, потом баним их в фейсбуке.
Новорожденный младенец в прямом смысле слова ест свою мать поедом, потом хитростью и манипуляциями ™ заставляет ее не сводить с него глаз (всемогущий контроль), годам к трем научается ее просто обнимать и целовать (не кусать! Просто поцелуй маму и скажи, что ты ее любишь! Нельзя кусаться!), в семь лет пишет трогательные послания в любом из мессенджеров с тем же смыслом: «Я так тебя хочу, что так и бы и съел». В обратную сторону аналогичный процесс.
Очень много приходится работать (в терапевтической практике) над тем, чтобы люди не падали в обморок, когда двух-трехлетний человек орет «Ненавижу маму!» или «Я тебя убью!», объяснять без конца, что это очень хорошо, что ваш малыш может так сказать, гораздо хуже, если в семь лет человек, ничего худого не говоря, просто поджигает дом. Это и есть символическая функция речи.
Так вот, все предыдущие столетия человеческой истории, юные девы были вынуждены проживать и переживать свое горе именно в символической форме: оплакивая, горюя, иногда переживая вспышки ярости и ненависти к своему телу, но не имея возможности ничего с этим поделать _реально_. Максимум, что могла сделать с собой девушка всех предыдущих поколений – покончить собой. И, кстати, многие так и делали, не в силах справиться с обрушившейся на них взрослостью.
Да, мы тоже рядились в ужасные балахоны, отрезали волосы тупыми ножницами, старались быть рубахой-парнем и говорили грубыми голосами грубые слова. Страдали, плакали, злились, бесконечно обсуждали с подругами этот ужас, скрывали от взрослых, сгорали от стыда, отказывались от определенной еды (поднимите руку, кто знает, почему от капусты грудь растет?? А от сладкого?).
Но мы могли только прикидываться мальчиками, если повезло с фигурой, то есть, ее нет. А если есть? Да обприкидывайся вся, она торчит со всех сторон!
Кроме того, существовала еще проблема школьной формы, которую нельзя было не носить или носить другую.
Так или иначе, примерно к 16-17 годам все девочки завершали метаморфоз, проходили все стадии переживания утраты и горя (а то, что это именно потеря, мы вроде договорились? Прощание с детством, растянутое на несколько лет) и на выпускном балу красовались, уже полностью примирившись со своим новым статусом: да, я девушка. Там тоже были нюансы, можно было выбирать «меру, степень, глубину» своей феминности. Если посмотреть наши выпускные фото, очень ярко видно, кто изображает секс-бомбу, кто «хорошую ученицу», а кто все еще «послушная мамина девочка». А кто уже женщина-мать, и такое бывало.
Но гении пластической хирургии открыли ящик Пандоры: то, что было изобретено для уменьшения страдания тех истинных non-binaryperson, которые всегда есть в популяции в количестве, не поддающимся исчислению (менее 1%), превратилось в средство немедленной реализации очень инфантильного, разрушительно, абсолютно бессознательного желания избавиться от сложностей и болезненных сторон жизни.
Вот знаете, как если бы каждый раз, когда малыш кричит «Исчезни!», его мать на самом деле бы умирала.
Когда 12летний человек говорит, что он чувствует себя в чужом теле, что он мучается и страдает каждый день от тех изменений, что с ним происходят, когда он со слезами кричит «Я ненавижу себя, я хочу умереть, лишь бы прекратить все это!», единственно правильная реакция взрослых – говорить с ним об этом. О его чувствах, о его жизни, о том, что ему снится.Помогать, сочувствовать, слушать, утешать, обещать, подбадривать, предлагать варианты решений, делать что-то приятное и поддерживающее.
Но только не предлагать стать кем-то другим. Потому что это никак не решит его проблем: его внутреннее испепеляющее чувство стыда и отвращение к себе никуда не денутся, потому что – внимание! – они связаны с внутрипсихическими феноменами, а не с внешней репрезентацией.
Так что позвольте своей дочери походить в бесформенных штанах и огромных толстовках. Не пугайтесь разговоров о том, что она хочет быть мальчиком. Поддерживайте ее в самоисследовании. Избегайте любых, даже самых общих комментариев ее внешности. Заботьтесь о ней в дни месячных, ей правда очень плохо. Самое главное: держите ваши объятия открытыми, а границы – на замке. С вашей тревогой лучше идти к психологам (только сначала удостоверьтесь, что они в курсе современных воззрений на проблему, а то мне тут одна мама принесла рекомендацию «быть самой более женственной», я просто охренела), если ваш подросток просит – тоже к психологу, чтобы не нафантазировать лишнего.
Наша цель, как родителей: научить ребенка справляться со своими чувствами на символическом уровне, вместо того, чтобы калечить себя в реальности.
